Известного украинского литератора Юрия Андруховича нередко именуют космополитом. Ведь он на удивление легко перемещается из одного города в другой. Да что там города, Юрий и страны меняет, как перчатки…
«Наш старый дом снесли…»
— Что для Вас значит родной дом? Когда чувствуете себя как дома?
— Родной дом – это мой Ивано-Франковск или просто Франэк. Там я родился, и этим все сказано… А «как дома» я чувствую себя во многих местах. Можно сказать, я этому научился, ведь человек всему может научиться...
— Какие воспоминания остались о родительском доме?
— Разные. Но самые первые — это доски на полу, такого грязно-красного цвета и сильно истертые, а между ними щели. В детстве я любил играть на этом полу… Еще врезались в память ночные гудки локомотивов и неразборчивые фразы из громкоговорителей (жили мы возле вокзала). Эти звуки навсегда сохранились в моем подсознании.
— А как выглядел сам дом?
— Обыкновенный, ничем не примечательный дом на улице какого-то Гаркуши. Даже не дом, а хата, каких немало в старой части бывшего Станислава… Она принадлежала еще моему прадедушке, художнику Карлу Скочдополю. Правда, при нем там жила только его семья – он с женой и четверо их детей. В советские времена нам остались только две комнаты из прежних восьми…
— Тесновато было?
— Еще бы. В одной комнате спала моя бабка. Здесь же был стол, за которым мы ели. Во второй комнате спал я и родители. Там стоял другой стол, полированный, то есть праздничный, а также этажерка с книгами, радиола, а в 1967-м появился телевизор.
— Про «удобства», полагаю, спрашивать смысла нет…
— Да какие там удобства? У нас не было ни водопровода, ни канализации. Воду носили из соседнего двора, где была колонка с ручной помпой. Помои выливали прямо на улице. Деревянный туалет находился в глубине двора, за огородом и большущим ореховым деревом. Бегать туда – радость небольшая, особенно зимой... Сейчас мне даже сложно представить, как можно жить в таких условиях. А тогда это казалось нормальным.
— Так прошло все детство?
— Нет. Когда мне было 12 лет, мы переехали в «хрущевку» на улице Бельведер.
— Жить стало лучше?
— Здесь не все так однозначно… После переезда я потерял вокзал, который очень любил. Часто ходил туда с бабкой, отцом, чтобы смотреть на паровозы. Еще мне нравилось встречать варшавский поезд. Из окон его вагонов выглядывали люди, не похожие на наших, немного другие… Зато взамен я получил речку, которая протекала недалеко от нового дома.
— Сколько комнат было в новом жилище?
— Три. И все удобства, включая ванну. У родителей была отдельная спальня, где я каждый день проводил по несколько часов. Читал мамины книги – «Анжелику» и «Габриелу», выискивая там эротические сцены. А еще любил подолгу смотреть в окно, откуда открывался красивый вид на реку…
«Хорошую книгу могу и стырить…»
— Значит, книги любили?
— Очень. На меня произвела большое впечатление библиотека вуйка Евгена и тэты Ады, которые жили в Праге. Там я мог сидеть часами… Прочитал все, что было там на украинском языке: словацкие сказки, новеллы Богдана Лепкого, даже избранные статьи Донцова… Потом перешел к чешской литературе. Правда, не все там понимал, но все же… Одна книга так запала мне в душу, что я даже на кражу решился…
— И что это была за книга?
— «Баффало Билл», еще довоенное издание в шагреневой обложке: пожелтевшая бумага, хорошие иллюстрации…
— Пропажи не заметили?
— Ой! То была интересная история. Я несколько дней подходил к книжному шкафу, брал книгу в руки, листал и страдал… В конце концов решил, что ничего страшного не случится, если я эту книгу заберу. Все равно здесь ее кроме меня никто больше не читал. И я спрятал «Баффало Билла» в недавно купленный для меня ранец. За день перед отъездом мы в очередной раз что-то допаковывали – в гостиной, на глазах у всех. Отец решил проверить, есть ли место в ранце, полез в него рукой… Тут я понял, что его рука нащупала обложку книги. Это было написано у него на лице, ведь он тоже ее листал вместе со мной.
— Чем все закончилось?
— К счастью, отец меня не выдал.
— Больше воровать книги не приходилось?
— Скажу так – это была не последняя в моей жизни украденная книга. При этом мне всегда казалось, что никто ничего не заметит. Ведь в мире много книг…
«От своих вояжей получаю удовольствие…»
— Вы много времени проводите за границей… Не боитесь на чужбине оторваться от своих корней?
— Хм, как писал когда-то Ивашкевич, «в Варшаве — о Париже, в Париже — о Варшаве»... Вы знаете, для меня не существует какой-то непреодолимой пропасти между Европой и Украиной, я воспринимаю это как единое пространство. Конечно, понимаю, что далеко не все украинцы имеют такую возможность свободно передвигаться по Старому свету, но будем считать, что мне с этим повезло. И я искренне желаю, чтобы все мои соотечественники безо всяких виз путешествовали по Европе... Кайфовость моей нынешней ситуации в том, что я могу быть, скажем, в Берлине и Киеве почти одновременно, расстояние-то небольшое. Практически ежедневно могу ездить туда и обратно, потому мое пребывание в Германии — это не изгнание, не эмиграция и не бегство от Родины. Это как путешествие из Франэка во Львов. А вот что касается Америки, то перед тем, как туда ехать, я еще сто раз подумаю и, скорее всего, не поеду. Потому что тогда уже в самом деле придется рубить корни, да и отпечатки пальцев для их визы сдавать не хочется…
— Когда-то Вы писали, что благодарите Бога за то, что Ваш родной город отличается от Донецка и Луганска, которые, в свою очередь, ничем друг от друга не отличаются…
— То была моя неосведомленность относительно Донецка и Луганска. Я это мнение уже давно пересмотрел. Вот недавно проводил презентационный тур в поддержку своей новой книги «Таємниця», и в городах Восточной Украины прием был просто фантастический.
— Кстати, на презентации «Таємниці» Вы упоминали о романе, рукопись которого якобы уничтожили…
— Не «якобы», а таки уничтожил. Причем стер роман и на винчестере компьютера, и с флешки, так как имею привычку делать копии. Ощущения драматизма ситуации не было. Наоборот – облегчение. Потому что уже шла работа над первым вариантом «Таємниці», и мне было совершенно ясно, что недописанный роман приблизительно о том же, что и новый, только хуже написан. Я просто избавился от лишнего балласта.
— Над чем работаете сейчас? Атмосфера в Германии содействует творчеству?
— Пишу новую книжку. Не знаю, можно ли назвать это романом, но, в принципе, все можно назвать романом… Работа продвигается успешно, так как в Берлине у меня значительно больше свободного времени.
— Здесь Вам так же хорошо, как в родном Ивано-Франковске?
— Как я уже говорил, мой родной город — место уникальное. Здесь есть ощущение того, что ты являешься частью большого живого целого. Это не только мое личное мнение. Все западные гости, которые сюда приезжают, часто говорят: «Как так, почему Львов такой депрессивный, а Франковск такой бодрый?» И я даже не знаю, что им ответить…
— А что больше всего нравится в Берлине?
— Я в восторге от тамошних собак. Между прочим, берлинские собаки – это сплошная интеллигентность, каждой из них хочется пожать лапу.
«Видимо, я никогда не стану домовладельцем…»
— Андрухович-личность и Андрухович-писатель — это два разных человека?
— Нет. Это, говоря современным языком, публичная личность. Я стараюсь, чтоб не было разницы между мной в кругу близких людей и тем Андруховичем, который выступает перед публикой.
— А как насчет музыки? Она Вас вдохновляет?
— Так получилось, что важнейшие тексты пишу под музыку. Наверное, за этим стоит давний комплекс: не умею играть ни на одном музыкальном инструменте. Если бы в свое время меня научили этому, то, вполне возможно, стал бы композитором… Занятие литературой – это от неумения создавать музыку. Ведь по большому счету все, что я ищу, — самовыражение в создании текстов...
— Под какую музыку лучше всего пишется?
— По-разному бывает. Если пишешь роман, самый подходящий звуковой фон – инструментальная музыка (все-таки слова не должны отвлекать). В последние годы отдаю предпочтение джазу. Благодаря нынешним технологиям можно записать музыки на 15-20 часов и спокойно трудиться, ни на что не отвлекаясь. Скажем, «Перверзії» я писал под старинную европейскую музыку, в частности Вивальди. Особенно мне по душе музыка Средневековья, Ренессанса, барокко и Моцарт. До классики ХІХ столетия пока не созрел.
— Вам довелось бывать в гостях у разных людей. Не завидуете хозяевам шикарных апартаментов и особняков?
— Честно говоря, немного завидую. Но не систематически, то есть позавидовал и забыл… А вообще мне не суждено стать собственником в этой жизни. По-видимому, я уже не смогу побывать в шкуре домовладельца, у меня другой путь...
- 1722 просмотра
