Известный кинорежиссер в последнее время практически не выходит из дому. Он полностью посвятил себя написанию, по его же словам, уникального романа о своей жизни под названием «Доповідна апостолу Петру». Еще Юрий Герасимович мечтает снова снимать кино. Однако полагает, что такой возможности у него, скорее всего, больше не будет. Тем не менее, говоря об этом, Ильенко на всякий случай стучит по дереву: иногда даже несбыточные мечты все–таки сбываются...
«Я съехался с тещей...»
– Вы стали настоящим домоседом. Нравится целыми днями сидеть в квартире?
– Когда занят делом, ни на что другое не обращаешь внимания...
– Давно здесь живете?
– Уже лет двадцать... Мы ее по обмену получили. Причем, к вашему сведению, я съехался с... тещей. Заметьте, не разъехался, не разменялся, а совсем наоборот.
– Это какая-то особая история?
Вряд ли так можно сказать. Когда у меня родился второй сын, теща нам постоянно помогала. А потом и говорит: «Ну что я буду к вам ездить... Давайте жить вместе!»
– Подходящий вариант долго искали?
– Да. Потому как обменять две трехкомнатные квартиры на одну пятикомнатную раньше было не так-то просто, но в конце-концов мы нашли вот эту квартиру. Она принадлежала Академии наук, и там долго решали, давать ее нам или нет. Ведь дом был не такой, как другие, тут жили многие известные люди. (Если вы заметили, возле моего парадного висит мемориальная доска в честь Патона). Так что когда шел сюда впервые, немного волновался. А едва открыл дверь квартиры, честно говоря, просто ужаснулся: все было завалено разным хламом, часть потолка обвалилась, в комнатах какие-то непонятные перегородки... Как выяснилось позже, до нас там несколько лет никто не жил. Но деваться было некуда...
– Сами делали ремонт?
– Люди, с которыми мы менялись, вывезли хлам, убрали перегородки и антресоли, сделали перепланировку кухни и санузла. А все остальное – дело моих рук.
– Серьезно?
– Конечно! Я же когда-то мечтал стать архитектором и даже поступал в Московский архитектурный институт.
«Дачу сделал своими руками...»
– Но как все-таки получилось, что Вы стали кинорежиссером?
– Вообще-то сразу после школы я еще толком не знал, кем хочу быть. Потому сначала подал документы в военное училище – решил, что стану генералом. Однако к экзаменам меня не допустили (оценки у меня в аттестате были не ахти какие). Затем решил стать архитектором, даже вступительные сдал. Получил три «пятерки» по профилирующим дисциплинам и... три «двойки» по другим предметам. Когда вернулся домой, мама отреагировала довольно спокойно: «Ничего, не расстраивайся. У нас в семье уже есть кинооператор (старший брат Вадим тогда учился на последнем курсе института кинематографии), надо же кому-то и грузчиком быть (на то время я работал грузчиком в типографии).» Эти слова меня задели за живое. И я сказал: «А я тоже кинооператором стану». И мы поспорили на 25 рублей. Через год я поступил.
– Как готовились к экзаменам?
– Пришлось изрядно потрудиться. Я даже пошел учиться в вечернюю школу, где еще раз окончил десятый класс, из библиотеки почти не вылазил. Но весь этот титанический труд мог пойти прахом, если б меня не выручил мой друг Виля Веримехин, который тоже поступал... Тогда в институте было шесть вступительных экзаменов, и я первые пять сдал на «отлично», но вот английского я не знал. Так вот Виля написал мне на листке все ответы и строго-настрого запретил открывать рот, пока он будет заговаривать преподавательнице зубы... Все удалось – я получил «четверку».
– Однако, занявшись кинематографией, Вы про архитектуру не забыли...
– Не то слово! Даже дачу себе в Прохоровке построил. Сам. Почти все делал своими руками – начиная с разработки проекта и заканчивая дизайном комнат. Помощников приглашал лишь для тех работ, которые самому невозможно выполнить...
– Какими принципами руководствовались при разработке проекта?
– Главная идея состояла в том, чтобы дом не был замкнутым пространством, где человек прячется от мира, а наоборот, чтоб жилище представляло собой одно целое с окружающей природой.
Построен дом по принципу трансформера, его можно увеличивать: первоначально он был одноэтажным, теперь уже имеет два этажа. А деревья, что растут возле дома, посажены таким образом, чтоб когда переходишь из комнаты в комнату, постоянно менялся вид за окном... Вообще я считаю, что в доме должна быть некая загадка. Это как в детстве, когда постоянно открываешь для себя что-то новое. Данная идея детализируется в интерьере дома. Вот, скажем, там у меня в спальне на потолке висит большая картина. На ней изображена именно та часть звездного неба, которую можно реально увидеть, если выйти ночью на улицу, – Полярная звезда, Большая Медведица... Я очень хотел сделать стеклянную крышу, но, как выяснилось, это сложно сделать с технической точки зрения и к тому же дорого...
– И какая сейчас у дома крыша?
– Из металлочерепицы.
– А почему Вы в качестве основного строительного материала выбрали дерево?
– Это натуральный материал. А дом должен тесно контактировать с природой... Кстати, пол на первом этаже выложен керамическими кирпичами в виде архаичного орнамента. Идею я позаимствовал у наших предков, которые делали глиняный пол в хатах). Получился замечательный пол: зимой тепло, летом прохладно... Таким образом дом как бы обменивается энергией с землей.
– Часто на даче бываете?
– С 1989 года, когда я снял свой предпоследний на сегодняшний день фильм «Лебединое озеро. Зона», и вплоть до 2000-го, когда начал работать над «Мазепой», я фактически был не у дел и в основном жил на даче, «в эмиграции». Там написал книгу «Парадигма кино». Собственно, это фильм, сделанный в виде книги. Своеобразный учебник по режиссуре.
– Земли возле дачи много?
– Семнадцать соток. Как-то само собой получилось, хотя сперва их было только три, да и те я получил чудом, ведь горожанам раньше не разрешалось иметь дом в селе и владеть землей. Однако для меня в сельсовете сделали исключение ввиду того, что участок, на котором теперь стоит мой дом, находился в зоне возможного затопления. А потом выяснилось, что угрозы подтопления нет...
– И как Вы землю используете?
– Посадил сад. Огородничать все равно невыгодно: больше вложишь денег и труда, чем получишь прибыли. Жена только зелень садит. Зато деревьев у меня в саду почти восемь десятков – яблони, сливы, персики, абрикосы... Мне нравится экспериментировать с сортами, постоянно убираю старые деревья и сажаю молодые. Это приносит мне ни с чем не сравнимое удовольствие...
«Хорошо готовлю плов ...»
– Что для Вас в доме самое главное?
– Хорошая, приятная внутренняя атмосфера. У нас в квартире она есть. Думаю, этому в большой степени способствуют высокие потолки. Я очень не люблю низких потолков, которые давят на психику, угнетают...
– Относительно атмосферы... Она действительно так сильно на Вас влияет?
– Я несколько лет заведовал кафедрой кинорежиссуры в театральном институте. Одно время наш факультет находился в здании Киевской Лавры, и аудитория, в которой я чаще всего проводил занятия, выходила окнами на руины Успенского собора. И знаете, там была просто уникальная аура: я никогда там не уставал – ни физически, ни психологически. А есть места с какой-то мертвой аурой. Попадаешь туда, и прямо на части тебя разрывает, мысли путаются, перестаешь нормально на людей реагировать...
– Где ж они, эти «гиблые» места?
– В Киеве их довольно много. Например, Дом кино на улице Саксаганского. Не знаю, в чем тут дело. То ли проект неудачный, то ли еще что ... Но как только туда захожу – все, чувствую себя ужасно.
– А в Прохоровке с аурой как?
– Она там чудесная. И это не только я так говорю, а все люди, которые там живут. Микроклимат в Прохоровке особый. В каком бы я ни был разбитом состоянии, а на даче буквально преображаюсь: через два часа совсем другими глазами смотрю на мир, через полдня начинаю вновь себя обретать, а через три дня начисто забываю про свои проблемы, стаю новым человеком... Это просто фантастика! Недаром и Максимович любил там бывать, и Шевченко туда приезжал, и Гоголь... А мой дом, между прочим, стоит на том самом месте, где, по рассказам аборигенов, находилась корчма, в которой когда-то арестовали Тараса Шевченко.
– Что Вы больше всего любите делать по хозяйству?
– Мне нравится ходить на базар за покупками. Посуду могу помыть.
– А какая домашняя работа Вас раздражает?
– Страшно не люблю пылесосить: не переношу шума, который издает пылесос.
– Готовить умеете?
– Хорошо готовлю плов (научился этому в Средней Азии). Знаком и с грузинской кухней. Но сейчас наша семья перешла на вегетарианскую пищу.
– «Коронное» блюдо у Вас есть?
– Самый большой мой кулинарный шедевр готовится следующим образом. Берется тыква, с нее снимается верх, внутри все вычищаем и наливаем туда полстакана коньяку, добавляем мед. Потом перемешиваем отварной рис с сухофруктами, приправляем корицей и ложим в тыкву. Четыре часа она томится в духовке, после чего с нее аккуратно счищаем корочку – и на стол. Это действительно нечто...
«Мечтал жить в Париже...»
– У Вас в квартире довольно необычные растения...
– Не так давно я увлекся японским искусством бонсай. Выращиваю миниатюрные деревья, которые вы видели. На балконе еще есть сосенка. Она, можно сказать, поломанная жизнью и этим похожа на меня. Я ее у дороги нашел.
– А многочисленные картины – это подарки друзей?
– Нет, в основном это мои работы. Я люблю рисовать.
– Почти во всех Ваших работах четко прослеживается «рыбная» тема. Даже лики святых на тарани. Непривычно как-то...
– В древних легендах о чумаках говорится, что когда они возвращались из Крыма, куда ездили за солью, то везли оттуда и рыбу. На ней в дороге (а ехать надо было долго) рисовали святых, ведь рыба – символ Бога... И когда я был в Феодосии, то накупил лещей, высушил их хорошенько, а потом разрисовал. Но, к сожалению, почти все мои творения друзья съели с пивом...
– На стене в прихожей Ваш автопортрет?
– Да. Кстати, незаконченный... Видите ли, когда-то я мечтал жить в Париже. Увы, мечта так и осталась мечтой, но я нарисовал себя на берегу Сены. Первоначально на мне был черный пиджак, и на каждый свой День рождения я дорисовывал на нем звездочку Героя соцтруда. Однако, когда звезд у меня стало больше, чем у Брежнева, я понял, что это может плохо кончиться, и сменил пиджак. Зато теперь уровень воды в Сене ежегодно повышается на один палец. И когда вода меня поглотит полностью, портрет будет закончен...
– У Вас, как я посмотрю, хорошая библиотека...
– Обожаю читать. Интересуюсь литературными новинками и читаю буквально запоем.
– Кто из кинорежиссеров Вам больше всего импонирует?
– В мире много талантов. Возьмем, к примеру, Орсона Уэлса – замечательный американский кинорежиссер. Я даже собаку свою в его честь назвал...
– Вокруг Вашего последнего фильма «Молитва о гетьмане Мазепе» вот уже долго не утихают споры. Как Вы к этому относитесь?
– Нормально отношусь. Думаю, было бы хуже, если б эту картину никто не заметил. Хотя так называемые дискуссии, как правило, сводятся к банальному осквернению фильма... И это не случайно, поскольку в фильме затрагиваются важные идеологические, политические, эстетические проблемы. В принципе, я не против критики, но я за то, чтобы эта критика была профессиональной. А меня в основном обвиняют в антирусских настроениях. Да ничего подобного! Русские здесь совершенно ни при чем, если, конечно, не отождествлять Россию с империей. Обиделась и церковь. Хотя и здесь я прав: анафеме подвергли не только Мазепу, но и Украину. Таким образом, я вызвал огонь на себя. Однако нисколько о том не жалею. Время все расставит на свои места.
– Сейчас украинский кинематограф переживает кризис... Есть надежда, что ситуация изменится к лучшему?
– Я глубоко убежден: трудности отечественного кинематографа связаны не с отсутствием талантов или профессионализма. У нас хватает людей, которые могут делать качественные (и кассовые!) фильмы. Но помогать им встать на ноги государство не торопится. Лишь разговоры одни. Между тем, в парламенте «пылятся» хорошие законопроекты, направленные на стимулирование развития украинской киноиндустрии. Однако у депутатов до них не доходят руки...
- 1380 просмотров
